piterkina: Рассказы

«Ревность – отвратительное, гадкое чувство. Никакой пользы от неё нет, только один душевный ущерб. Если набраться мудрости и признать мужскую полигамность, то вступая в отношения с этими существами, лучше сразу дать себе слово, что не красящий женщину порок никогда не омрачит твоей любовной идиллии. Даже когда мерзкое поведение твоего «верного» возлюбленного будет очевидно, зажми стервозность в кулак и терпи. И только потом…»
Соня нервно стучала пальцем по кнопкам телефона, делая вид, что собирается отправить sms’ку неведомой подруге. На самом деле её собеседником стала бездушная плитка телефона. С ним Соня пыталась поделиться своим отчаянием. Она полдня ждала звонка своего друга, который обещал сходить с ней в кафе, но друг не появлялся. Когда Соня решила напомнить о себе звонком, ей ответил весёлый женский голос. А потом любимый, не извиняясь, сообщил, что уехал с друзьями на дачу к женщине, с которой его связывали не понятные Соне отношения.
Жертва обмана честно пыталась не быть ревнивой дурой, но ничего не получалось. Бороться с приступом безумия было невозможно. Соня решила не сопротивляться кошмару, но искренне предаться своим негативным эмоциям.
Она позвонила Сашке, который всегда с удовольствием выполнял роль ксилита, некоего искусственного заменителя сахара, когда любимый «рафинированный сахарок» вдруг растворялся в неизвестной субстанции.
Соня думала, что захочет нежности и утешения, как обычно, но на сей раз слёзный механизм не срабатывал, хоть тресни, и они просто начали целоваться. Когда техничные Сашкины поцелуи разогрели Соню до нужного градуса, она вдруг перешла в наступление. В общем-то, вступать в схватку со злом под названием «род мужской» было бесперспективно, но и смиренное бездействие как реакция на предательскую выходку друга Соню не устраивало. Сашке не нравилась женская сексуальная агрессия, только противостоять Сониному напору он всё равно не решился – предпочитал балансировать на тонкой грани между страстью и истерикой. Первый акт эротического спектакля прошёл удовлетворительно.
Пока Сашка молча смаковал Сонино послевкусие, сама Соня переживала странный эмоциональный подъём. Это не было связано с Сашкиным талантом жиголо, потому что никакого таланта и в помине не было. Сашка относился к Соне как к тренажёру и выполнял многократные подходы с немыслимым количеством повторений. Соне самой приходилось вносить творческое начало в их странный процесс соединения и постоянно вырывать кубок первенства из накачанных Сашкиных рук.
Радовало Соню не удовлетворение изголодавшейся плоти, даже не сознание своей сексуальной вседозволенности, а ощущение какой-то первобытной бабьей силы и власти над мужчиной. Она почувствовала себя бойцом невидимого фронта, солдатом легиона обиженных и обманутых женщин, воюющих против армии мужиков, поправших устои элементарной нравственности. Сашка олицетворял всех беспринципных и бессердечных кобелей планеты. Соня пошла в атаку и нанесла первый неожиданный поцелуй в нежную, ещё мальчишескую Сашкину шею. Сашка улыбнулся и совершенно не почувствовал подвоха, а Соня начала «ковровую бомбардировку» крепкого рельефного торса. Она «взяла высоту» почти без ответного сопротивления, но подбиралась к ней долго и осторожно, чтобы измотать противника и победить безоговорочно.
Истощить Сашкин боевой ресурс было сложной задачей. Соня не страдала нимфоманией и крайне редко была в постели патологически ненасытной, но тут было дело принципа: она решила довести партнёра до исступления. Между второй и третьей атакой она даже не позволила ему сделать глоток вина, которое Сашка принёс в надежде на то, что эротические игры будут украшены дружеским ужином. Бутылка одиноко стояла на журнальном столике в окружении нетронутых фруктов.
Соня вошла в раж. Феромоны пьянили её сильнее, чем алкоголь. Она жгла губами и без того воспалённое Сашкино тело, не позволяя любовнику облегчённо выдохнуть. Безумная жрица бездуховной любви прерывала сладкое мучение в самом апогее и на возмущённое Сашкино «почему?» отвечала: «Потому что я так хочу!» Сашка, так ничего и не поняв, закрывал глаза и проваливался в ад наслаждения.
Седьмая попытка была самой трудной. Сашка, в общем-то, уже ничего не хотел. Да и Соня была порядком утомлена. Но у обоих сработало простое человеческое любопытство: на что способен организм, испытывающий серьёзные нагрузки в тренажёрном зале? Силы обоих были на пределе, но Соня хотела увидеть врага окончательно поверженным. Сашка периодически пытался уверять непонятно с чего обезумевшую подругу, что ничего не получится, но все уговоры были тщетны. Соня даже не могла высказать контраргументы: её рот был постоянно чем-то занят. Несчастной жертве насилия оставалось только собрать остатки мужественности и удовлетворить Сонины сексуальные амбиции.
Восьмой круг дьявольской гонки был ужасен. Соня испытывала отвращение к упругой гладкой коже, к твёрдым, как камень, мышцам, к всегда притягательному естественном запаху и вкусу своего молодого любовника. А его бесили Сонины вялые попытки до конца пятого часа общения оставаться изобретательной секс-бомбой. Её монотонные движения не вызывали ничего, кроме раздражения и боли – в самых «заповедных» местах.
Они лежали на скомканном постельном белье молча, и от вида вина и фруктов их почему-то тошнило. Хотелось мяса и водки. Так же безмолвно они вышли из дома и поцеловались на прощанье ледяным вежливым поцелуем – просто чтобы ничего не говорить. А потом пошли в разные стороны: Сашка вялой походкой старого кавалериста – на автобусную остановку, а Соня, силясь добиться ясности сознания и едва координируя трясущиеся слабые ноги, - к Динке, чтобы выпить за победу безумия над разумом.
Справедливость восторжествовала. Месть была прекрасна. Возлюбленный был наказан. Жаль, что он об этом так и не узнал…

«Ревность – отвратительное, гадкое чувство. Никакой пользы от неё нет, только один душевный ущерб. Если набраться мудрости и признать мужскую полигамность, то вступая в отношения с этими существами, лучше сразу дать себе слово, что не красящий женщину порок никогда не омрачит твоей любовной идиллии. Даже когда мерзкое поведение твоего «верного» возлюбленного будет очевидно, зажми стервозность в кулак и терпи. И только потом…»
Соня нервно стучала пальцем по кнопкам телефона, делая вид, что собирается отправить sms’ку неведомой подруге. На самом деле её собеседником стала бездушная плитка телефона. С ним Соня пыталась поделиться своим отчаянием. Она полдня ждала звонка своего друга, который обещал сходить с ней в кафе, но друг не появлялся. Когда Соня решила напомнить о себе звонком, ей ответил весёлый женский голос. А потом любимый, не извиняясь, сообщил, что уехал с друзьями на дачу к женщине, с которой его связывали не понятные Соне отношения.
Жертва обмана честно пыталась не быть ревнивой дурой, но ничего не получалось. Бороться с приступом безумия было невозможно. Соня решила не сопротивляться кошмару, но искренне предаться своим негативным эмоциям.
Она позвонила Сашке, который всегда с удовольствием выполнял роль ксилита, некоего искусственного заменителя сахара, когда любимый «рафинированный сахарок» вдруг растворялся в неизвестной субстанции.
Соня думала, что захочет нежности и утешения, как обычно, но на сей раз слёзный механизм не срабатывал, хоть тресни, и они просто начали целоваться. Когда техничные Сашкины поцелуи разогрели Соню до нужного градуса, она вдруг перешла в наступление. В общем-то, вступать в схватку со злом под названием «род мужской» было бесперспективно, но и смиренное бездействие как реакция на предательскую выходку друга Соню не устраивало. Сашке не нравилась женская сексуальная агрессия, только противостоять Сониному напору он всё равно не решился – предпочитал балансировать на тонкой грани между страстью и истерикой. Первый акт эротического спектакля прошёл удовлетворительно.
Пока Сашка молча смаковал Сонино послевкусие, сама Соня переживала странный эмоциональный подъём. Это не было связано с Сашкиным талантом жиголо, потому что никакого таланта и в помине не было. Сашка относился к Соне как к тренажёру и выполнял многократные подходы с немыслимым количеством повторений. Соне самой приходилось вносить творческое начало в их странный процесс соединения и постоянно вырывать кубок первенства из накачанных Сашкиных рук.
Радовало Соню не удовлетворение изголодавшейся плоти, даже не сознание своей сексуальной вседозволенности, а ощущение какой-то первобытной бабьей силы и власти над мужчиной. Она почувствовала себя бойцом невидимого фронта, солдатом легиона обиженных и обманутых женщин, воюющих против армии мужиков, поправших устои элементарной нравственности. Сашка олицетворял всех беспринципных и бессердечных кобелей планеты. Соня пошла в атаку и нанесла первый неожиданный поцелуй в нежную, ещё мальчишескую Сашкину шею. Сашка улыбнулся и совершенно не почувствовал подвоха, а Соня начала «ковровую бомбардировку» крепкого рельефного торса. Она «взяла высоту» почти без ответного сопротивления, но подбиралась к ней долго и осторожно, чтобы измотать противника и победить безоговорочно.
Истощить Сашкин боевой ресурс было сложной задачей. Соня не страдала нимфоманией и крайне редко была в постели патологически ненасытной, но тут было дело принципа: она решила довести партнёра до исступления. Между второй и третьей атакой она даже не позволила ему сделать глоток вина, которое Сашка принёс в надежде на то, что эротические игры будут украшены дружеским ужином. Бутылка одиноко стояла на журнальном столике в окружении нетронутых фруктов.
Соня вошла в раж. Феромоны пьянили её сильнее, чем алкоголь. Она жгла губами и без того воспалённое Сашкино тело, не позволяя любовнику облегчённо выдохнуть. Безумная жрица бездуховной любви прерывала сладкое мучение в самом апогее и на возмущённое Сашкино «почему?» отвечала: «Потому что я так хочу!» Сашка, так ничего и не поняв, закрывал глаза и проваливался в ад наслаждения.
Седьмая попытка была самой трудной. Сашка, в общем-то, уже ничего не хотел. Да и Соня была порядком утомлена. Но у обоих сработало простое человеческое любопытство: на что способен организм, испытывающий серьёзные нагрузки в тренажёрном зале? Силы обоих были на пределе, но Соня хотела увидеть врага окончательно поверженным. Сашка периодически пытался уверять непонятно с чего обезумевшую подругу, что ничего не получится, но все уговоры были тщетны. Соня даже не могла высказать контраргументы: её рот был постоянно чем-то занят. Несчастной жертве насилия оставалось только собрать остатки мужественности и удовлетворить Сонины сексуальные амбиции.
Восьмой круг дьявольской гонки был ужасен. Соня испытывала отвращение к упругой гладкой коже, к твёрдым, как камень, мышцам, к всегда притягательному естественном запаху и вкусу своего молодого любовника. А его бесили Сонины вялые попытки до конца пятого часа общения оставаться изобретательной секс-бомбой. Её монотонные движения не вызывали ничего, кроме раздражения и боли – в самых «заповедных» местах.
Они лежали на скомканном постельном белье молча, и от вида вина и фруктов их почему-то тошнило. Хотелось мяса и водки. Так же безмолвно они вышли из дома и поцеловались на прощанье ледяным вежливым поцелуем – просто чтобы ничего не говорить. А потом пошли в разные стороны: Сашка вялой походкой старого кавалериста – на автобусную остановку, а Соня, силясь добиться ясности сознания и едва координируя трясущиеся слабые ноги, - к Динке, чтобы выпить за победу безумия над разумом.
Справедливость восторжествовала. Месть была прекрасна. Возлюбленный был наказан. Жаль, что он об этом так и не узнал…

Соня считала себя девушкой приличной и возлюбленному никогда не изменяла: любила одного. Но если возлюбленный переставал отвечать на её чувства два раза в неделю, Соня чутко прислушивалась к своему организму и, замечая в нём подозрительные нездоровые вибрации в области матки, срочно встречалась с другими мужчинами. К любви это, разумеется, не имело никакого отношения.
Секс для неё был чем-то вроде спорта: два раза в неделю – аэробика, два раза – тренажёрный зал, два – «гимнастика» в постели, а в воскресенье – выходной и… лёгкий флирт. Ну, это так, чтобы не потерять квалификацию.
Но однажды, накануне мужского праздника, у Сони случилась большая проблема: каждый из партнёров пригласил её отметить это событие у него дома. Соня была исключительно порядочной и вежливой, поэтому отказать не могла никому. Ей пришлось применить все свои организаторские способности, чтобы не травмировать любимого.
К Егору, бывшему однокласснику и первой любви, пришлось нагрянуть в полдень. Тут особых проблем не было, всё прошло гладко и почти по-родственному. Соня практически залпом выпила пару бокалов «Кьянти», прослушала годами сформированную подборку его любимых исполнителей: на третьей композиции приступила к монологу: «А помнишь, как мы в школе…», а к пятой уже с готовностью принимала на себя его любовный натиск.
Пару песен они прослушали, лёжа на диване в большой комнате, а оставшуюся музыкальную программу проигнорировали, плотно закрыв дверь спальни, чтобы не пугать соседей по площадке. Когда его истошные стоны утихли, Соня торжественно произнесла: «С днём защитника отечества!» Она ведь была воспитанной девушкой. Потом такси помчало её на другой конец города.
С Серёжкой её не связывало ничего, кроме заботы о здоровье. У них не было ни общего прошлого, ни будущего. Он был намного моложе, но тоже очень интеллигентен и воспитан, а ещё обожал классическую музыку. Под Бетховена поздравлять Серёжку со знаменательной датой было некомфортно: Соня всё время сбивалась с ритма, а минорный лад наталкивал на мысль о том, что любимый может сделать дежурный звонок и трогательно поинтересоваться, как дела. Дела шли не слишком хорошо: Соня никак не могла кончить. То ли школьные воспоминания оставили столь глубокий след в хрупком теле, то ли внутренние часы слишком громко тикали в голове, не совпадая ритмом ни с Бетховеном, ни с Серёжкиными фрикциями. Усилием воли она воскресила в памяти первую интимную встречу с любимым и сдавленно ахнула, скорее облегчившись после потуг, чем получив удовольствие. Но Серёжка был благодарным партнёром и решил ответить на Сонину регулярную безотказность дополнительным, праздничным «наступлением» в их долгой любовной схватке. Бетховен сменился Рахманиновым. Соня заплакала, неожиданно осознав, что секс может быть не только приятным и полезным, но утомительным и довольно болезненным занятием. Серёжка вошёл в раж, решив, что так проявляется тонкая и артистичная Сонина натура и неординарная сексуальность.
К счастью, когда любимый позвонил, Серёжка был уже в ванной, и Соня, сбивчиво поздравив любимого предварительным поздравлением, обещала вскоре прибыть. Комплекс вины за изнурённое и не готовое к празднованию Дня защитника естество Соня преодолела с помощью красивой кожаной спортивной сумки – подарок для единственного. А ещё купила по дороге разных деликатесов, чтобы украсить совместный ужин и взять кулинарный тайм-аут, чтобы хоть как-то восстановить потраченные за день сексуальные ресурсы. Авокадо и креветки были её единственной надеждой.
Утром она совершенно не торопилась уходить от любимого. Совсем не потому, что хотела побыть с ним рядом – просто не было сил. Но она собрала волю в кулак, приготовила завтрак и позвонила знакомому водителю, с отвращением представив, что он опять начнёт неуклюжие и грубоватые словесные сексуальные игры, и ей придётся
отбивать атаку хлёстким ненормативом. Безумно хотелось «утонуть» в своей ванне и ощутить чистоту тела.
Придя домой, она открыла ящик с документами и достала свой военный билет, полученный после курса медицинской подготовки на университетской военной кафедре. Соня была девушкой правильной, с хорошим патриотическим воспитанием, и родину очень любила. Она приставила пальцы к виску и отдала честь. Всё-таки это был её праздник! В голове промелькнуло выражение «солдат любви», но Соня прогнала нахлынувшие дурные мысли. Она была очень приличной девушкой.